|
|
 - Ну и дырища эти Малые Глинища! – почти восхищенно присвистнул я, спрыгивая тракторного прицепа в придорожный бурьян, - Ты куда нас привез, Игорек? В девятнадцатый век?!
Игорек не ответил. Он был занят тем, что любезно передавал в окошко трактористу обещанную пачку сигарет – вполне адекватное в данной местности вознаграждение за трехкилометровый «подброс» по грязи и колдобинам. Я еще раз огляделся по сторонам. Картина была на редкость безотрадной. Прямо напротив нас, в зарослях ивняка, громоздились руины не то бывшего клуба, не то бывшей школы. Чуть поодаль, вдоль того, что раньше можно было бы назвать улицей, стояло несколько покосившихся и частично вросших в землю деревянных развалюх, почти все – с заколоченными или выбитыми окнами. Убогий пейзаж завершали заросшие паутиной сараи с проваленными крышами, рухнувшие заборы и подгнившие столбы с остатками давно оборванных проводов. И над всем – жуткая, гробовая тишина. Ни мычания коров, ни лая собак, только ветер в верхушках деревьев завывает. Типичная вымороченная нечерноземная деревенька где-то за сто первым километром…
- Антошка! – окликнул меня звонкий девичий голосок, - Слезть-то хоть помоги!
Над бортом прицепа появляется симпатичная мордашка Оли. Видно, что ее до сих пор мутит. Да что там ее – меня и то порядочно растрясло…
- Лезь, - говорю я, готовясь принять ее на руки.
Она бесстрашно сигает в мои объятья. Короткая легкая юбочка озорно взмывает вверх, чудом не задевая торчащую из борта железяку. Да, нечего сказать – нарядилась девочка для сельской местности…
- Игорь! Здесь что, правда живет твоя бабушка?!
Похоже, Оля тоже искренне поражена увиденным.
- Представь себе, живет, - несколько даже бравируя этим обстоятельством, заявил Игорь, - Только она мне не бабушка. Она подруга моей бабушки. А бабушка умерла, я вам говорил…
- Ну, и где эту подругу искать? – спросил я, провожая взглядом скрывающийся за поворотом трактор.
- А чего ее искать? - усмехнулся Игорек, - Вон, где дым из трубы идет – там и она. В других-то домах уже лет десять как никого нету…
Дом старушки являл собой почерневшую от ненастья и времени бревенчатую избу, крытую растрескавшимся толем. Кроме дыма из печной трубы да сушащегося во дворе тряпья, внешне он мало чем отличался от прочих. Присутствия собаки здесь также не ощущалось, но Игорек, соблюдая приличия, предварительно постучал в держащуюся на честном слове калитку.
- Эй, бабуля! Вы дома?
- Иду! Иду! – раздался в ответ тонкий старушечий фальцет.
Из избы выглянула покрытая цветастым платком сгорбленная бабка в вязаной кофте, теплых тренировочных штанах и замызганном клеенчатом переднике. На вид ей было никак не меньше восьмидесяти, причем черты ее морщинистого лица не позволяли предполагать, что она была красавицей даже когда-то в молодости… Вытирая руки о передник, бабка торопливо спустилась с крыльца и засеменила к калитке.
- Смотри, какая Баба-Яга! – шепнул я на ухо Оле, - Что, сильно волнуешься?
- Немного. Хуже уже все равно не будет…
- Это точно…
Мы переглянулись.
- А я вас ждала, касатики! – приветливо заговорила бабка, отпирая калитку, - Ой, и девонька с вами!
Игорь кивнул на робко прячущуюся за нашими спинами Олю.
- Здравствуйте, бабушка. Знакомьтесь, это Оля! А это Антон, мой друг. Я вам про него рассказывал…
Я не расслышал толком, что прошамкала в ответ старуха, но на всякий случай выразил глубочайшее удовлетворение нашему знакомству. Оля тоже смущенно пролепетала что-то в том же духе. Бабка расплылась в улыбке, демонстрируя два последних оставшихся зуба.
- Заходи, молодушка! – сказала она, отступая в дверной проем, - И ты, касатик, тоже! Егорка, проводи гостей в дом…
Определенно, бабка с порога успела позабыть, как нас звать. Ладно, касатик – так касатик… Кстати, и у меня почему-то моментом вылетело из головы, как звать-величать хозяйку. А ведь Игорек мне раза два или три говорил. Чудеса, да и только!
Дух в избе стоял тяжелый. Несмотря на жару, здесь вовсю полыхала выбеленная известкой кирпичная печь, в которой булькало на огне несколько закопченных чугунков, распространявших довольно неприятное амбре. Утыканные горящими свечами полки были сплошь заставлены склянками с какими-то подозрительными зельями и снадобьями. Из-под ног метнулся в сени жирный черный котяра.
- Бабуля, вы что – колдунья? – не удержался я от возгласа, увидев все эти ведьмины причиндалы.
- Господь с тобой, касатик! – мелко перекрестилась старуха, - Почему всегда так – как ведает бабка травы да снадобья, так уж сразу и колдунья! Али образов не углядел?
Один из углов избы и впрямь был сплошь заставлен потемневшими от времени иконами с ликами святых и великомучеников. Я немного успокоился, но легкая оторопь осталась.
- Подойди сюда, деточка, - подозвала бабка Олю, - Дай-ка я на тебя еще раз посмотрю хорошенечко!
Оля бросила короткий взгляд в мою сторону, я кивнул, и она осторожно приблизилась к старухе. Бабка поднесла к ее лицу керосиновую лампу.
- Красивая… - вздохнула она, как мне показалась, с некоторым сожалением, - Постилась ли, как велено было?
- Да, бабушка.
- Верю, милая. А обманула – так тебе же хуже... Потому как всяко обернуться может. Всяко и оборачивалось, беса-то неспроста Лукавым зовут! Да и Господа нашего пути неисповедимы…
- То есть что же это – никаких гарантий? – встрял я.
Не люблю, когда туману почем зря напускают…
- Я-то дело свое знаю, - покачала головой бабка, - Да ведь и от вас многое зависеть будет. Может статься, придется девоньку на Обрат прилаживать… да минует ее чаша сия… ох, не знаю, сдюжишь ли!
Что это за таинственный Обрат и чем он так страшен, я понятия не имел. Но что-то во всем этом мне не понравилось.
- Может, все-таки отчитки какие-нибудь? Заговоры? – с надеждой в голосе спросил я.
- Отчитками тут делу не поможешь, касатик! – уверенно заявила бабка, - Нечисть, она особое сродство к женскому полу имеет! Особливо к красивым девушкам…
- Да она вроде как… не девушка уже! – попытался возразить я.
- Живешь с ней, - догадалась бабка, - Невенчано…
- И не расписанно! – поддакнул Игорь.
- За то не виню. Ты мне другое открой, – продолжила допрос старуха, - Сатанинской забавою с отроковицею баловались? Грехом Содомским, богомерзким, блудили?
- Как это? – не понял я.
- Сзади в нее входил? В проход пользовал? – ее маленькие глазки под косматыми бровями буквально буравили меня.
- Да всякое бывало… - нехотя промямлил я.
Оля вспыхнула и укоризненно посмотрела в мою сторону. Хотя идея таким способом обходить проблему «месячных» исходила в свое время от нее самой…
- Плохо дело. Сатана напрямую семенем твоим вскормился! Теперь уж точно один способ и остается... Только он красной девице не понравится. Да и тебе, касатик, тоже… Уж больно тяжко ей придется!
Нехорошее предчувствие резануло под сердце.
- Что же это за способ такой?
Бабка начала издалека.
- Человек, он спокон веку вкруг себя все поганит. Дышит воздухом, а выдыхает дрянь всякую. Пьет водицу да квасок, а наружу мочу выпускает… Да вот и ты, милок, кушаешь-то хлебушко, а чем до ветру ходишь?
- Тем же, чем и все остальные, – буркнул я, - Это-то тут причем?
- Да все при том же, милок! Сатана, он всякую мерзость за версту чует, там ему и всего вольготнее! Как попадет он внутрь человека с грехами его, да путем греховным, так и сидит в нем, соками человеческими питается, жиреет…
- Бабушка, - не выдержал Игорь, - Вас послушать, так одержимость дьяволом – это что-то вроде глистов!
- А ты не смейся, Егорушка, - строго посмотрела на него старуха, - Глистов человеку тоже, поди, не господь-Бог насылает! Только девоньке-то Нечистый куда страшнее гадины-аскариды подарок припас... Не изгоним его нынче – недели не пройдет, как на поминках ее слезы лить будете…
Сказано это было так серьезно, что у меня внутри все похолодело. Невольно я обернулся к Оле. Она скромно стояла в углу, внешне совершенно безучастная ко всему происходящему.
- А что надо делать? Я пока ничего не понял!
- Прогнать беса надо, разбив колесо извечное. Через все тело, сзаду наперед, противу естества, обратно. Чтобы мерзость снова добром обернулась. Потому и называется – Обратом…
- Ну, а конкретно-то как все это будет выглядеть?
- Да выглядеть-то это будет так, что тебе, касатик, лучше и не глядеть! Но придется. Мы ей семь варев злых в заднее устье вольем: горшок красного, ковшик бурого, плошку рыжего, жбан желтого, кувшин белого, половник серого да черпак черного… Подвесим болезную за ноги. И когда у нее изо рта потечет то, что срамным ходом в зад вливалось, тут Сатане и конец! Любишь ее?
- Люблю.
- Вижу. Это главное условие, - удовлетворенно кивнула бабка, - Без этого только зря девоньку мучить будем… Раз так, будешь рядом стоять и смотреть. Но как начнем – не смей ее и пальцем тронуть, погубишь все!
- Погодите, погодите, - осадил я бабку, - Все эти черпаки, половники, жбанчики… Я тут прикинул – это ж чуть ли не целое ведро получается!
Бабка пристально взглянула на меня и покачала головой.
- Понимаю, милок… А только по-другому никак нельзя. Нечистую силу – ее только через муки адские вытравить можно!
- Муки адские? Да от такой клизмы даже лошадь в ящик сыграет! Посмотрите на девочку! Не жалко?!
Оля и впрямь смертельно побледнела. Похоже, до нее стало, наконец, доходить, что ей сейчас предстоит.
- Спокойно, - положил мне руку на плечо Игорь, - Нам в мединституте читали, что в кишечник человека можно, в принципе, до семи литров жидкости закачать. Правда, все это на трупах испытывалось…
- Вот именно! Потому что труп не будет стонать, кричать и жаловаться, как ему больно. А Оля пока еще не труп!
Бабка осторожно тронула меня за рукав и протянула мне небольшой мешок из плотной черной материи.
- Надень на нее, сердешную! Не сможешь ты ей в глаза смотреть, когда ее от боли корчить начнет. Пожалеешь, захочешь остановиться – пиши пропало…
Как перед казнью, мелькнуло у меня в голове. Старая чертовка, чтоб тебя саму так!
- А чтобы слух тебе не смущала – вот… - старуха вынула из кармана засаленного фартука подозрительного вида резиновую вещицу с торчащей насквозь пластиковой трубкой, - В рот ей запихнем. Кричать не сможет, зато уж как из глотки потечет – сразу углядим! Вот отсюда – закапает…
Я вопросительно посмотрел на Олю.
- Пожалуйста, не надо мне ничего в рот засовывать, - взмолилась она, - Я буду тихо себя вести! И мешок – не надо…
- Не слушай ты ее, касатик, - покачала головой бабка, - Ей так и так страдать. А ты – не выдержишь, сломаешься. Повидала я таких на своем-то веку…
- Оля! - замялся я, - Понимаешь… так надо.
Девушка печально улыбнулась мне сквозь слезы.
- Ну, если даже ты считаешь, что я такая страшная… что на меня лучше не смотреть…
- Что ты! Ты у меня прелесть! – запротестовал я, - Но я и впрямь не выдержу, если увижу, как ты мучаешься…
- Эй, голубки! – поторопил нас Игорь, - Пора начинать! Зелье остывает!
- Хорошо, - опустила глаза Оля и потянулась к мешку, - Если вам так будет легче…
- Постой, красавица, - остановила ее бабка, - Сперва вот это…
Корявыми узловатыми пальцами старуха ловко заправила резиновый кляп в рот брезгливо сморщившейся Оли. Щеки девушки покраснели, огромные голубые глаза наполнились обидой и слезами… Я молча натянул ей на голову мешок. Просунув конец трубки в отверстие напротив рта, затянул узел на горловине – как петлю.
- Эх, связать бы ее для верности, - крякнула старуха, с сомнением глядя на стоящую перед ней навытяжку с мешком на голове Олю, - Дергаться ведь будет, вырываться…
Оля протестующе замычала.
- Начнет вырываться, тогда и свяжем! – отрезал я.
- Не-ет, милок, тогда уже поздно будет! – возразила бабка, - Боль да страх силы нечеловеческие придают… Ничего, сердешная, это для твоего же блага!
Не обращая внимания на мои робкие протесты, она связала руки девушки крепким сыромятным ремнем. Теперь Оля не могла нам помешать, даже если бы очень хотела. Бабка взялась за половник и деловито перемешала зловонное темно-красное варево в одном из стоящих возле печи больших глиняных горшков.
- Вот с него и начнем…
- Что там хоть такое? – недоверчиво принюхался я.
- Незачем тебе этого знать, – прошамкала бабка, - Ты, касатик, лучше задери-ка молодице подол, да исподнее с нее сыми. А уж как сымешь - клади на бочок, коленками к грудям…
Я обернулся на Игоря.
- Не смотри!
- Ты что, сдурел? Как же я тебе помогать буду – с закрытыми глазами, что ли?
- Ну, тогда хоть не пялься так!
Меня до крайности смущало, что все Олины прелести приходилось выставлять на всеобщее обозрение. Но, к сожалению, Игорь был в чем-то прав. Без него не обойтись – медик все-таки, хотя и будущий… Мучаясь угрызениями совести, я подвел Олю к низкому топчану у стены, где, извинившись, запустил руку ей под юбку. К моему удивлению, никаких трусов я там не обнаружил. Потом, правда, нащупал какие-то чисто символические стринги, которые и стянул с нее безо всякого воодушевления. Затем помог девушке лечь в требуемую позицию, с поджатыми к животу ногами. Выглядело все это до крайности неприлично, но деваться было некуда. Игорь тем временем приблизился к нам с огромной ветеринарной клизмой – устрашающих размеров оцинкованным цилиндрическим бачком с приделанной к нему длинной темно-красной трубкой, заканчивавшейся толстым каучуковым наконечником.
- Еще батюшка мой, царствие ему небесное, лошадей да коров ею пользовал, - пояснила старуха, переливая в бак клизмы свое отвратительное зелье, - А теперь вот, дитятко безвинное от Сатаны спасти пригодилось!
Я тактично заметил, что Оля, несмотря на плачевность ее положения, все-таки заслуживает к себе отношения более гуманного, чем домашняя скотина. В ответ бабка заявила, что лично против девушки ничего не имеет, просто процедура ей предстоит больно уж необычная, да и другого инструментария в доме отродясь не водилось.
- Сейчас, родная, и начнем, помолясь. Ну-ка, оттопырь попочку!
Оля смущенно засопела, но все-таки послушно выгнула спинку, эротично подобрав ноги к самой груди.
- Вот так… теперь маслицем смажем… Да ты расслабься, дочка…
Беспрестанно нашептывая не то молитвы, не то заклинания, старуха обмакнула наконечник клизмы в пузырек с постным маслом, после чего довольно бесцеремонно раздвинула девушке ягодицы и толчком ввела наконечник глубоко в задний проход. Девушка чуть слышно охнула. Старуха пробормотала несколько успокаивающих слов, натужно крякнула и с усилием вдавила внутрь упершееся в узкую дырочку утолщенное основание наконечника. К моему удивлению, умащенный маслом задний проход Оли смог проглотить и его, так что снаружи осталась только уходящая в щель красная трубка лошадиного клистира. Девушка жалобно всхлипнула и недовольно повела попкой. Едва ли она была в восторге от того, что ее только что насадили на толстый резиновый шланг.
- Не вздыхай глубоко, не отдадим далеко, - сказала бабка, погладив ее по голове поверх мешка, - Неприятно, дитятко, знаю! Но ведь то же, чтобы Сатана оттудова не вырвался, задним ходом из тебя не вышел…
Бабка несколько раз подергала за трубку, чтобы убедиться в том, что наконечник крепко засел в глубине Олиной попки.
- Ну, с Богом! Господи, дай силы побороть семя Вельзевулово! – скрипучим голосом произнесла она и, осенив себя крестным знамением, открыла кран.
Оля нервно вздрогнула, едва горячее варево начало вливаться внутрь нее и что-то промычала – видимо, хотела сказать о своих ощущениях, но ей мешал кляп. Мы с Игорем стояли рядом и молча смотрели. Девушке было, конечно, не позавидовать, но в целом пока все шло сравнительно гладко – по крайней мере, чисто внешне. Бабка приложила руку к животу Оли.
- Иде-ет зелье-то… Надувается животик! – одобрительно хмыкнула она и бухнула в бак еще полный ковш какой-то бурой жидкости.
По избе распространилось тошнотворное зловоние. Девушка громко застонала и принялась нетерпеливо сучить ногами. Старуха поправила шланг у нее в попке.
- Терпи, девочка моя! Христос терпел, и нам велел!
Живот девушки издал громкий утробный звук. Стоны и мычание усилились. Торчащая из мешка трубка плюнула брызгами слюны…
- Ох, сердешная! – запричитала старуха, глядя на ужом извивающуюся на топчане Олю, - Да за что ж тебе муки-то такие… Дай-ка я тебя теперь на спинку переверну!
Решительно отстранив бросившегося на помощь меня, она подозвала Игоря и она вдвоем уложили Олю прямо на стянутые за спиной руки. Сразу бросилось в глаза, что ее выглядывающий из-под топика живот, ранее совершенно плоский, теперь заметно округлился…
- Расставь ноги-то, девонька, ослобони брюхо! Да поширше, мученицы сраму не имут…
Сраму и впрямь было хоть отбавляй, такое разве что в гинекологии увидишь. Я ревниво смотрел на Игоря и, кажется, даже заскрипел зубами, когда он, поправляя клистирную трубку между пухленьких Олиных ягодиц, случайно (или нарочно?) провел рукой по ее гладко выбритой киске… Старуха между тем вылила в бак еще два здоровенных кувшина какой-то дряни, наполнив его почти доверху. Я подумал, как все это будет закачиваться в мою бедную девочку, и мне стало плохо. А уж каково будет самой Оле, я даже представить себе не мог. Пока из-под черного мешка вырывались наружу лишь сдавленные стоны, но кто его знает, что там творилось на самом деле? Старуха снова положила ладонь на уже порядочно вздутый Олин живот.
- Теперь становись попой кверху, - деловито распорядилась она, - Ну-ка, Егорушка, помоги!
Не вынимая клизмы, они вдвоем переложили бедную Олю сперва на бок, а потом осторожно поставили ее в коленно-локтевое положение, в просторечье говоря – «раком». Впрочем, поскольку руки Оли были связаны, спереди она упиралась в топчан даже не локтями, а плечами и свернутой набок головой – чрезвычайно неудобная, на мой взгляд, позиция! Мерзкая жижа из бака тем временем продолжала поступать в ее кишечник, раздув его до такой степени, что Игорю даже пришлось стянуть с нее юбку, чтобы хоть как-то ослабить давление на живот.
- Дыши глубже! – посоветовал он Оле, ощупав отвисшее книзу тугое полушарие, - И пресс расслабь – не так давить будет…
Постояв еще какое-то время, мы лишь молча прислушивались к отрывистым стонам Оли и ее тяжелому дыханию. Потом бабка наклонилась над девушкой и накрепко привязала ремнями ее лодыжки к топчану.
- Зачем это? – удивился я.
- Ох, милок! Да уж не лишнее, поверь мне, старой…
Встав на цыпочки, ведунья заглянула в бак, покачала головой и что-то плеснула в него из стоящего в печке глиняного сосуда. В баке забурлило, повалил пар… Оля, истошно замычав, судорожно задергала ягодицами.
- Молодец девочка! – похвалила бабка, - Терпеливая…
- О, Господи! – вырвалось у меня, - Вы что, не видите? Ей же больно!
- Еще бы не больно! Некоторые опосля этого вовсе с лавки падали…
- А что там было? Кипяток?!
- Моча старого козла, - нехотя снизошла до ответа бабка, - Чуешь, как смердит? И еще кое-что…
Меня передернуло от отвращения. Я еще раз посмотрел на выпирающий живот Оли, мысленно представляя, что сейчас творится внутри него…
- Что же ты делаешь, старая! – не выдержал я, - А если бы тебя саму так?!
- Меня-то за что, касатик? – резонно возразила бабка, - Ко мне Сатана на версту не подойдет!
Игорь хмыкнул. Кажется, он сомневался в словах бабки. Старуха, впрочем, этого не заметила.
- Милок, - взяла она меня за руку, - Чем ругаться, загляни-ка лучше в бадейку, сколь еще там осталось?
Я взял лампу и, стараясь не дышать, осторожно заглянул в бак. Он был уже почти пуст, только на дне виднелась булькающая лужица желтоватой жидкости.
- Вовремя! – кивнула старуха, - Теперь возьми, касатик, половник побольше, да зачерпни вон из того чугунка! Мне уж туда тянуться боле не с руки…
Эффект от нового зелья превзошел все ожидания. Едва я влил в бак порцию этой гадости, как на раздувшуюся уже почти до состояния беременной Олю буквально напали адские корчи. По вмиг побагровевшему животу забегали желваки, широко расставленные ноги задрожали мелкой дрожью, судорожно жующие шланг ягодицы покрылись испариной... Издавая хриплые нечленораздельные звуки, Оля задергалась на топчане, тщетно пытаясь вырваться из ремней и беспрестанно изрыгая из ротовой трубки брызги слюны вперемежку с кровавой желчью. Было полное впечатление, что она агонизировала.
- Господи! – в отчаянии закричал я, - Что я наделал?!
Оттолкнув бабку, я бросился к бьющейся в конвульсиях Оле, чтобы выдернуть шланг из ее вспотевшей попки. Может быть, еще не поздно…
Оля содрогнулась, как от удара током. Опешивший Игорь не успел удержать ее, и она, колыхнув животом, с глухим мычанием опрокинулась набок. Шарахнуло и меня, но, видимо, гораздо слабее. Отдернув руку, я увидел на левой ягодице девушки след, как от сильного ожога. Через мгновение меня скрутили и оттащили в сторону…
Глаза бабки из-под кустистых бровей метали молнии.
- Что же ты, милок, делаешь? – накинулась она на меня, грозя узловатым пальцем, - Аль не помнишь, что говорено было? Хорошо еще, что не всей ладонью хватанул! А то бы и девку погубил, и сам бы кончился…
- Что с ней? – прохрипел я. На себя мне было глубоко наплевать.
Приглушенно урча раздувающимся животом, Оля неподвижно лежала на замызганном топчане. Игорь на всякий случай проверил шланг, после чего, отодвинув край мешка, нащупал пульс у нее над ключицей.
- Сердце вроде бьется. А там – кто знает…
- Снимите с нее мешок! – бился в истерике я, - Что вы можете сказать, когда даже лица ее не видите!
- Нет, - твердо заявила бабка, - Ни к чему нам сейчас его видеть! А она – девка молодая, крепкая. Сдюжит как-нибудь, с Божьей помощью…
Оля и впрямь неуклюже пошевелилась, очевидно, понемногу приходя в себя после болевого шока. Бабка тотчас подскочила к ней.
- Очухалась, голубушка! - загнусавила она, поглаживая девушку по выпирающему пузу, - Оклемалась, сердешная! Не серчай, что хлопец у тебя такой дурной оказался, не по злобе он… А тебе, родненькая, теперь повисеть придется немножко. Тяжко будет, ты уж не серчай… - снова повторила бабка и поманила нас с Игорем.
Потолки в избе оказались достаточно высокими. Когда мы веревками подтянули мою невесту за разведенные в стороны ноги к потолочной балке, она беспомощно повисла вниз головой в полуметре от пола. Огромный переполненный живот грузно просел, едва не придавив своей тяжестью упругую девичью грудь. Несмотря на это, бабка не разрешила вытащить из Олиной попки клизму. Наоборот, она попросила нас поднять бак еще выше – очевидно, для увеличения напора. Слюна из трубки сочилась теперь непрерывным потоком, лишь слабо пульсируя в такт тяжелому дыханию девушки…
- Диафрагму спрессовало, - шепнул мне на ухо Игорь в промежутке между Олиными стонами, - Боюсь, долго она так не выдержит…
Я посмотрел на бабку.
- Ничего, касатик! – подмигнула она, - У меня тут иные страдалицы по часу висели…
Проклятая карга. Вот ведь слух…
Перевожу взгляд на Олю, и сердце мое сжимается. Она по-прежнему висит под потолочной балкой – связанная по рукам и ногам, с мешком на голове и неестественно вздутым животом. А завершает весь этот ужас – ныряющая в щель ее аккуратной круглой попки толстая резиновая кишка, проклятый источник ее страданий, знак беды и боли … Странно, что она все еще жива. Страшно, что я не могу даже дотронуться до нее. Мы оба абсолютно беспомощны. Так что же – будь что будет? Похоже на то. Но уж потом, если что, я этой старой инквизиторше отомщу непременно! Пусть даже не сомневается…
Ход моих мыслей прервал очередной мученический стон. Я поднял глаза и увидел, что стоящая возле Оли старуха в очередной раз с интересом ощупывает ее натянутый, как барабан, живот.
- Эк девицу разнесло! – довольно хихикнула бабка, вытирая руки о передник, - Как на сносях, ажно пупок вывернуло… Несладко там Сатане, поди!
- Не знаю как Сатане, а ей точно несладко! – с плохо скрываемым сарказмом произнес я.
- Это уж само собой, - согласилась бабка, - Да ты не бойся, касатик, у меня тут за все время только одна померла. Сердце слабое оказалось…
Нечего сказать, успокоила! Я бросил на бабку испепеляющий взгляд и с затаенной надеждой посмотрел вниз. Но из Оли по-прежнему вытекала одна лишь слюна вперемежку с желудочным соком…
- Не идет, - угадала мои мысли старуха, - Еще одно зелье влить придется, последнее. Готов?
- Я-то всегда готов! Вы лучше у нее спросите…
- Детонька, как ты? – ласково проворковала бабка, наклоняясь к Оле, - Сможешь еще чуточку потерпеть? Ты уж не серчай, болезная…
Оля сдавленно замычала. Я вдруг понял, что все предыдущие муки моей девушки были лишь прелюдией к чему-то совершенно невообразимому. Мне стало дурно…
Очнулся я от приглушенных криков. Оля извивалась под потолком, как червяк, насаживаемый на крючок, колыхая огромным животом и судорожно мотая во все стороны затянутой в мешок головой. А над ней, невесть как взгромоздясь на старый табурет, стояла возле клистирного бачка с дымящимся черпаком мерзкой черной массы старуха, с жестоким интересом наблюдающая, как похожий на красного аспида шланг неумолимо изливает в чрево полумертвой от боли девушки свой последний яд…
- Что вы делаете, суки?! – прохрипел я в ужасе, - Ее же сейчас разорвет!
- Без этого все там бы и осталось, клапана в кишечнике не пустили бы, - торопливо обосновал все с научной точки зрения Игорь, придержав меня за руку, - Конечно, давление в нем сейчас большое, и кое-что просочилось бы, но… Я так понимаю, эта черная дрянь вообще направляет перистальтику в обратную сторону!
Я ничего не понял из этой медицинской тирады. Я знал только одно – моей Оле очень больно и очень страшно. Скрывавший ее лицо черный мешок не мог помешать мне увидеть этого. И я мысленно поклялся, что если она сейчас умрет, то не жить тут никому. Ни старухе. Ни Игорю. Ни мне. Мне – в особенности…
Живот Оли крутило волнами спазмов, из-за них она не могла уже даже мычать и почти перестала дышать. Но трубка по-прежнему выплевывала лишь слюну. Старуха торопливо соскочила с табуретки. Она явно нервничала.
- Господи, да помоги ж ты дитятку, доченьке своей, от диавола ненасытного избавиться! – запричитала она, глядя то на Олю, то на образа и отпуская в обе стороны земные поклоны, - Вразуми, господи! Спаси и помилуй, благодетель!
Святые великомученики равнодушно взирали на происходящее - пытками их было не удивить. Положение девушки меж тем лишь ухудшилось. Ее донельзя раздутый живот ходил ходуном, из прямой кишки по вставленному туда шлангу брызнул пульсирующий фонтанчик черной дымящейся жидкости…
- Дьявол наружу лезет! – в голос заорала бабка, тыча туда трясущейся высохшей рукой, - А ну хлоркой его, Егорушка! Хлоркой!
Игорь запустил руку в стоящую на полу картонную коробку и, не раздумывая, щедро сыпанул Оле в промежность пригоршню хлорной извести. Судя по запаху, это была именно она. Инквизиция отдыхала…
- Садисты! – заорал я, бросаясь на Игоря, - Убью!
Меня остановил мощный хук справа. Черт, он же боксом занимается, как же я забыл!
- Спокойно, Антон! Без глупостей…
Я едва не расплакался. Господи, ведь я же сам ее сюда привел!
- Что же я наделал… - в отчаянии повторил я, закрывая лицо руками.
Когда я набрался смелости отнять руки от лица, Игорь уже старательно отмывался от едкого порошка под древним жестяным рукомойником. Старуха продолжала суетиться возле раскачивающегося на веревках Олиного тела.
- Терпи, дитятко! Терпи, родненькая! – расслышал я сквозь звон в ушах.
Между тем сквозь мешок уже отчетливо проступили бурые пятна крови. Видимо, дело было совсем плохо. Моя любимая умирала – страшной, позорной смертью… На этот раз завыл от бессилия уже я сам.
Бабка строго посмотрела на меня.
- А ты, касатик, не дергайся! И не отворачивайся, коли любишь!
Она снова повернулась к Оле. И вдруг наотмашь ударила ребром ладони по донельзя раздутому животу девушки. Потом что есть силы сдавила его руками, словно пытаясь выжать девушку как тюбик. Оля застонала от боли.
- Гадина! - только и смог вымолвить я, поднимаясь с пола.
И вдруг… Стоны захлебнулись. По телу девушки прошла судорога. Ее рвало.
- Ведро! Ведро подставляйте скорее! - заголосила вдруг бабка.
Игорь сунул голову Оли в битое эмалированное ведро вовремя. Из торчащей из ее рта трубки брызнула густая темно-красная струя.
- Что это? – в ужасе крикнул я.
- Если кишки разорвались, то – кровь… - прошептал Игорь, - А если нет – то ты счастливый человек!
Бабка подставила под бьющую из трубки струю палец и поднесла его к крючковатому носу. Вмиг лицо ее посветлело.
- Слава тебе, Господи! – истово перекрестилась она, - Силен был Сатана, крепко сидел, да не усидел! Ребятушки, да ведь это ж оно самое и есть! Насквозь прошло, до самого горла… Чудо! Конец порче диавольской!
В затхлой атмосфере избы начал распространяться тонкий и чрезвычайно приятный цветочный аромат. Как ни странно, исходил он из того самого ведра, куда судорожно блевала Оля!
- Это не кровь, - сказал Игорь, - Кровь розами не пахнет!
Я вопросительно посмотрел на бабку. Та в ответ кивнула.
- Теперь уж можно, сынок! Не брезгуй…
Я заворожено обмакнул руку в ведро, поднес к лицу и с опаской принюхался. Потрясающе! Ни малейшего намека на жуткую вонь того, что вливалось в Олю с другого конца! Я поднял голову и еще раз проследил всю цепочку – от пахнущего дерьмом оцинкованного бака клизмы до благоухающего ведра с «конечным продуктом». Как там бабка говорила – «мерзость в добро обернется»? Но как такое могло произойти? Ничем иным, кроме как волшебством, я этого объяснить не мог!
Не удержавшись, я благоговейно погладил Олин живот. Он был тугим и горячим…
- Лапуля! – поцеловал я невесту в вывороченный пупок, - Ты меня слышишь?
- У-у-ух! – раздался тяжкий выдох из мешка. В ведро брызнула очередная порцию багровой жидкости.
Я вдруг сообразил, что, в отличие от нас, мучения Оли еще не закончились. И вообще, вися вниз головой, она элементарно может захлебнуться собственной рвотой, как бы распрекрасно та не пахла…
- Спустить бы ее надо, бабуля! – предложил я.
- Верно, касатик, - согласилась старуха, деловито натягивая резиновые перчатки, - Довольно девице мучится! Только сперва давай-ка заткнем ее…
Она закрыла кран клизмы и тщательно осмотрела промежность Оли, смахнув рукой крошки засевшей там хлорной извести и тщательно протерев ее влажной тряпицей.
- Расслабь-ка попу, деточка! Не бойся, больно не будет…
Дождавшись желаемого, бабка принялась тянуть за шланг до тех пор, покуда толстый наконечник клизмы с громким чавканьем не вылез из прямой кишки. Однако расслабиться девушке не дали. На смену ему в истерзанную девичью попку тут же отправилась плотно скомканная и густо вымазанная солидолом половая тряпка. Под недовольное мычание Оли бабка тщательно утрамбовала затычку пальцем, оставив торчать наружу лишь маленький хвостик, плотно сжала Олины ягодицы и удовлетворенно хмыкнула.
- До полуночи продержится. А там и опростаться можно будет…
Теперь настал наш черед. На пару с Игорем мы отвязали ноги Оли от потолочной балки и бережно положили девушку на топчан. С трудом распутали узел на ее запястьях. С замиранием сердца я протянул руку к веревке, стягивавшей мешок на шее девушки…
- Гляди, не испугайся, - предупредила меня старуха.
Бабка не лукавила. Я действительно ужаснулся, когда увидел, что все это время скрывал от меня мешок. Иссиня-багровое лицо, выпачканное текущей из носа кровью, безумные, вылезшие из орбит глаза в ореоле размазавшейся туши, перекошенный в жуткой гримасе рот с торчащей наружу резиновой трубкой… Ох, трижды права была старуха, что не дала мне полюбоваться на все это раньше. Я б ее тогда вполне мог сгоряча прибить на месте, и никакое колдовство не помогло бы! А теперь – что ж… После драки кулаками не машут.
С трудом шевеля затекшими запястьями, Оля выдрала изо рта кляп. Минуты две она кашляла и отплевывалась, по ее искаженному мукой лицу градом стекал пот.
- Как ты себя чувствуешь? – участливо поинтересовался я, стараясь не смотреть на нее.
- Ох… я сейчас лопну! – прохрипела она.
Дышать Оле было тяжело. Несмотря на то, что ей удалось немного проблеваться, ее живот почти не уменьшился в размерах.
- И голова кружится… Ой, мамочки!
Я с трудом узнавал даже ее голос.
- На бок повернись, - посоветовал Игорь, - Не так давить будет!
- До полуночи терпеть придется, дочка! – проворковала бабка, - Мы тебе в попу затычку вставили, чуешь?
- В туалет хочу! Распирает!!! – белугой взвыла Оля и, с трудом развернув негнущееся отяжелевшее туловище, попыталась встать ноги, - Пустите! Я больше не могу!!!
- В полночь! – отрезала бабка, - А пока – выпей, сердешная. Утихнет…
Недоверчиво сморщив носик, Оля осторожно отпила несколько глотков. Через минуту гримаса боли начала сменяться на ее лице выражением безмятежного покоя. Присмотревшись, я начал узнавать прежние Олины черты. Бабка тем временем принесла тазик с водой и старательно вытерла кровь с ее измученной мордашки.
- Одень-ка девочку, касатик, - обратилась ко мне старуха, покончив с умыванием, - Доколе ей телешом на лавке сидеть?
И впрямь, Игорек, концерт окончен! Хватит тебе на сегодня бесплатных удовольствий! Я запустил руку под топчан и почти сразу нашарил там скомканные Олины трусики. Они мало что могли прикрыть, но… все же лучше, чем ничего…
- Сама наденешь, или помочь?
- Помоги, - простонала Оля, - Я из-за этого живота даже нагнуться не могу!
- Понятно. Тогда приподними зад! - хмыкнул я.
Узенькая полоска стрингов привычно нырнула в попку.
- Ох, и срамное исподнее! – укоризненно покачала головой бабка, - Одно хорошо – затычка не выскочит, раз ее прямо внутри задницы веревка подпирает!
Оля нашла в себе силы улыбнуться.
- Бабушка, сейчас все девушки такие носят!
- Все едино, срамота! – не унималась бабка, - Чего хорошего – голым задом на всю улицу сверкать?
- Зачем же – на всю улицу? – возразил я, - Мы ей сейчас и юбочку наденем…
Юбку, тем не менее, пришлось частично расстегнуть и спустить на самые бедра, – чтобы резинка на поясе не врезалась в живот. Правда, при этом снова стали видны трусы, о чем мы честно сообщили Оле, но Оля, пожав плечами – а что, мол, поделаешь? – лишь потребовала дать ей свою сумочку, после чего, закусив губу, принялась приводить в порядок лицо и прическу. Женщина всегда остается женщиной! Вот, например – хватило у нее ума приехать в эту глухомань в модных остроносых полусапожках на высоченных каблуках, как будто нельзя было простые кроссовки надеть! И это при том, что надеяться на тракториста, с которым нам подфартило по пути сюда, теперь уже не приходилось. Он, небось, давно напился в стельку и спать залег…
- Как же она с таким пузом до электрички дойдет? – задал я весьма животрепещущий вопрос, - Да еще на своих шпильках!
Вот дуреха эта Оля, в самом деле. В городе же еще говорено было – не модничай!
- А не надо никуда идти, - ответил вдруг Игорь, - Я вам тут по мобильнику тачку заказал. Прикинь, у них тут даже тачки есть!
- Ой, спасибо, Игоречек! – воскликнула Оля и, ткнув Игоря выпирающим животом, чмокнула его в модно-небритую щеку.
- Да ну тебя, - игриво отстранился Игорек, - Что Антоха скажет?
- Скажу, что за удовольствия надо платить! – мрачно произнес я, - И еще скажу, что ты тут много чего увидел, так вот – больше такое не повторится, можешь даже не надеяться, уж я позабочусь!
Щеки Оли вспыхнули.
- Ты что – ревнуешь? – несколько натужно рассмеялся Игорь, - Я будущий врач, меня голые задницы пациентов не возбуждают!
- Пациенток, - уточнил я, - Красивых молодых пациенток… И потом, ты ее не лечил, а мучил! Вот тебя бы самого так подвесить и…
- Бабуля! – возмутился Игорек, - Да скажите же вы ему!
Старуха посмотрела на меня и печально покачала головой.
- Ты, касатик, напраслину на друга возводишь. Он твою девушку от лютой смерти да геенны огненной спасти помог …
- Хорош друг! Чуть что – сразу в челюсть!
- Не серчай на него за это.
Внезапно прозвучал гудок легковушки – как проехала только по этим колдобинам! Игорь метнулся к окну.
- Карета подана! Прошу!
- А ты?
- Да я тут задержусь маленько… бабке обещал помочь прибраться… Кстати, не хотите ее поблагодарить?
- Что? Поблагодарить?! – вырвалось у меня. Уж больно свежи были в памяти ужасные перипетии очистки моей любимой от нечистой силы.
Оля оказалась благороднее меня.
- Спасибо Вам, бабушка! – сказала она и даже попыталась изобразить подобие неуклюжего поклона, - Не знаю, как спросить, но… сколько мы вам должны?
«Ничего себе, - подумал я, на этот раз уже про себя, - За такое – еще и платить?! По-моему лучше уж нечистая сила, чем такая процедура ее изгнания…»
Впрочем, бабка в благородстве не уступала своей «жертве».
- Да не нужно мне ничего, – пожала она плечами, - Вон – того, что в ведерке, и достаточно будет…
И на том спасибо. Хотя чертовски любопытно – что старуха с этой «Шанелью» делать будет? Небось, перемешает с собачьим дерьмом и опять какой-нибудь дурочке в задницу вольет…
- А ты, касатик, возьми вот это, - продолжила бабка, - Ежели ее снова крутить начнет – дай глоток, зря не мучай. И помни – непременно ей до срока дотерпеть надо. Не вытерпит – все по новой начаться может. Так что ты уж ей помогай, потом все сторицей воздастся…
Такси просигналило протяжно и нетерпеливо.
- Пора вам, голубки! – сказала бабка, - Погодите, я сама выйду провожу. А ты, Егорка, в избе пока посиди…
- Ну так что? Без обид? – окликнул меня на прощание Игорь.
- Ладно, проехали…
Втроем мы вышли на крыльцо. За забором, на пыльной, заросшей травой дороге, нас ждала видавшая виды красная «копейка». Бабка отодвинула засов на калитке.
- До свиданья, бабушка! – попрощалась с ней Оля.
Не, на фиг, на фиг такие свидания… Хотя, если ей это действительно помогло, я первый потом к старухе на карачках с цветами в зубах приползу!
- Счастья тебе, деточка! - ласково обняла ее бабка, - И вот еще. Тебя скоро твой хлопец кой о чем попросит, так ты уж ему не отказывай…
Оля сдержанно кивнула.
- Ну, прощевайте! Типа… тоже спасибо! – помахал я рукой, распахивая заднюю дверцу «копейки».
- Я, с вашего позволения, сзади сяду, - предупредила Оля водителя, забираясь в машину.
- Только не вздумай мне тут родить, - буркнул пожилой усатый шофер.
- Не вздумаю, - задумчиво погладила живот Оля.
Я полез было вслед за ней, но неожиданно бабка потянула меня за рукав и отвела в сторонку.
- Теперь слушай, касатик, последнее, - зашептала она вдруг мне на ухо, когда мы отдалились от машины метров на десять, - При Егорке да при ней говорить не хотелось… Я ж тебя тогда не спроста про любовь спрашивала. Так вот. Как нынче до станции доберетесь, ты улучи минутку, полюби ее где-нибудь в кустиках по-скорому… без пакостей, как Господь заповедовал…
- Боюсь, не до любви ей сейчас, - заметил я, покосившись на сидящую в машине Олю, - Ей бы живой до общаги добраться…
- А ты не бойся. Зато девоньке до полуночи терпеть не придется – тут же под кустиком и опростается! Тогда уж можно будет…
- Зачем же – под кустиком? Там, небось, и туалеты имеются.
- Твоя правда, милок, - усмехнулась бабка, - Ну, так как?
- Постараюсь, - пожал плечами я, - Хотя как-то все это…
- Только ты ей ничего не объясняй и не рассказывай. Хочу, мол, тебя – и все. Она это как последнюю муку принять должна, ради тебя, любимого! А зелье, что я тебе дала, вылей. Водица там обыкновенная…
Возмутиться я не успел.
- Эй, ну вы едете, или как? – нетерпеливо окликнули нас из «копейки».
- Едем, шеф! – крикнул я в ответ и, сплюнув, полез в машину, - Едем!
Отъезжая от избы, я вдруг явственно представил себе, как лики святых в ее углу превращаются в кабаньи хари, а на головах старухи с Игорьком начинают прорастать рога… Б-р-р! Паранойя…
Машина, подпрыгивая на старых ухабах, петляла по узкой грунтовой дороге.
- Вам куда – на станцию? – наконец осведомился шофер.
- А куда ж еще?
- Ну, можно и сразу в Москву! – неожиданно предложил бомбила, - Недорого возьму. Мне все равно сейчас туда по делам…
- Ой, а это правда можно? – оживилась Оля, - Антошка, поехали, а?
- Постой! Недорого – это сколько?
- Ну… - замялся бомбила, - Пятьсот – нормально?
Доехать всего за полштуки из области в Москву на тачке, пусть и такой раздолбанной, было весьма соблазнительно. Но – как же тогда кустики? Не тормозить же его, когда ей живот скрутит – погоди, мол, шеф, мы тут потрахаемся маленько…
- Извините, мы простые студенты, - ответил я со вздохом, - Откуда у нас такие деньги?
- Ты что? – ткнула меня в бок Оля, - У тебя же есть!
- Да тихо ты! - огрызнулся я, - И на электричке прекрасно доедем!
- Хорошо, ребята, - усмехнулся шофер, - А за четыреста? До первого метро?
- Извини, шеф! – отрезал я, - У нас тут кое-какие проблемы. Так что вези-ка на станцию!
- Ну, не хотите – как хотите… - пожал плечами шофер.
- Сволочь, - искренне произнесла Оля.
Относилось это явно не к водителю. Тот понимающе подмигнул ей в зеркало.
- Прижимистый у тебя мужик!
- Да уж! – надула губки Оля.
Машина въехала в городок. Трясти стало немного меньше. Оля старалась не смотреть в мою сторону и демонстративно держалась за живот.
- Эй, хорош дуться! – осторожно взял я ее за руку, - Ну, чего ты, правда…
Оля презрительно посмотрела на меня.
- Во-первых, это вы меня надули, - сказала она, - А во-вторых, ты жалкий урод и жмот. Пятьсот рублей пожалел! Через полтора часа уже дома были бы…
- Ну, а так через три будем. Какая разница?
- Это тебе никакой разницы! – Оля болезненно скривилась от внезапно накатившего спазма.
- Слушай, - понизив голос, спросил я, набравшись духу, - А как это вообще было? Ну… что ты чувствовала, когда тебе… ну, это самое…
Оля подняла на меня лицо, и я вдруг заметил, что глаза у нее были на мокром месте. Я осекся. В самом деле, что может испытывать человек, которого связали, подвесили за ноги и до полусмерти накачали в задний проход?! Едва ли благоговение и негу…
- Знаешь, давай не будем сейчас об этом, - тихо сказала Оля, отворачиваясь к окну, - Я о смерти молилась… Тебе достаточно?
Мне стало невыносимо стыдно перед этой хрупкой девушкой. Это какие же нечеловеческие муки ей пришлось испытать, что она было вынуждена молиться о смерти, как об избавлении от страданий! Зная, что наружу вырвется только бессвязное мычание, а в последний миг никто не увидит даже ее лица…
- А сейчас?
- Сейчас? – усмехнулась Оля, - Сейчас у меня такое ощущение, будто мне в задницу засадили арбуз, и он все время просится наружу!
- Больно? – с тревогой спросил я, осторожно трогая ее раздутый живот.
- Да нет, сейчас уже не очень. Скорее, противно – распирает, подташнивает…
Тоже ничего хорошего. Себе такого я бы, во всяком случае, точно не пожелал.
- Здорово напрягает?
- А ты как думаешь?!
М-да… Если бабка нас действительно кинула по части обезболивающего, то ей ни в жизнь не дотерпеть до полуночи! Или все-таки дотерпит?
- Тоша! Дай глоточек этой штуки, что бабушка дала… что-то мне нехорошо!
Так, этого я и боялся. Начинается. До полуночи еще добрых три часа, до дому в лучшем случае столько же, а на руках у меня уже начинающая стонать от болей девчонка с наполненным всякой дрянью животом при полном отсутствии каких-либо средств, чтобы ей помочь. Кроме одного – того, которое у меня в штанах. Если бабка не врет, конечно. Стало быть, придется Олю все-таки трахнуть, пусть даже против ее воли. Хорошо, хоть стемнело уже... Темнота – друг молодежи!
Моя подружка громко рыгнула, деликатно прикрыв рот ладошкой.
- О-ох! Тоша! Ну где-е-е оно?..
- На! – вытащил я из кармана пузырек с водой, - Отхлебни глоток!
Вдруг и впрямь поможет? Говорят, самовнушение – великая вещь… За окошком «копейки» замелькали опоры контактной сети. Мы почти приехали.
- Все равно болит! – захныкала Оля, - Дай еще!
- Да выпей хоть все, не скули только!
«Копейка» лихо подрулила к обшарпанному вокзальчику.
- Сколько с нас?
- Тридцатник.
Я протянул бомбиле скомканный полтинник. Тот выжидающе посмотрел на меня, ожидая, что я откажусь от сдачи. Не дождавшись, отслюнявил два засаленных червонца.
- Эх, крохобор! Ну чего отказываешься? Хоть бы подругу пожалел, на ней же лица нет…
- Поезжай, дядя. Сами как-нибудь разберемся!
«Копейка» растворилась во мраке, сверкнув на прощанье габаритками. Только сейчас я заметил, что на улице накрапывал мелкий осенний дождик и вообще стало довольно прохладно. Оля в своей короткой юбчонке с выпирающим наружу голым животом смотрелась в такую погоду нелепо. Я снял с себя куртку и накинул ей на плечи.
- Кавалер хренов! - с издевкой произнесла Оля, – Если бы не ты, сейчас бы ехали в теплой тачке и горя не знали…
В ее глазах я, безусловно, выглядел последним скрягой и вообще сволочью.
- Ну, я бы, положим, не знал, - согласился я, - А ты?
Оля повернулась и решительно направилась к ближайшей скамейке. С размаху сев прямо на мокрое сидение, она зябко поежилась, огляделась по сторонам и, заметив несколько особей мужского пола, целомудренно сдвинула коленки. Я, чтобы не намочить джинсы, предпочел сначала смахнуть под собой капли и только потом пристроился рядом. На лице Оли сквозила озабоченность.
- Ох! По-моему, оно все-таки не действует… И на вкус – вода водой!
- Может, еще подождать?
Оля нервно переминалась на месте.
- Ой, мамочка! – вскрикнула вдруг она, - Больно-то как… Когда эта чертова электричка?!
Расталкивая редких прохожих, я метнулся к расписанию.
- Через двадцать пять минут. Уже скоро.
- Двадцать пять минут. Да ехать еще часа два… - Оля затравленно посмотрела на меня, - Нет, если мне не дадут просраться, я просто взорвусь!
- Но тогда получается, что ты зря мучалась? И завтра все будет по-прежнему?
- Ох, не хотелось бы… Но я правда лопну! – захныкала она, зачем-то стискивая наманикюренными пальчиками свой и без того туго надутый живот.
Пора было начинать действовать. Начал я издалека.
- Знаешь, а когда ты висела там с шлангом в попке, ты выглядела очень эротично…
Брови Оли изумленно взлетели вверх.
- Ты что – садист?
Я порывисто обнял ее и впился губами в ее губы.
- Оля! Я тебя люблю! Я тебя хочу… Прямо здесь и сейчас, понимаешь?
- Ненормальный! Какое еще «люблю»?! Не дави на живот, больно!!!
- Я не ненормальный! Я тоже умираю! – не отступал я, - Если я тебя сейчас, до прихода электрички, срочно не трахну, я погиб!
- Да пошел ты знаешь куда? – истерически взвизгнула Оля, - Мне сейчас только трахаться! Ага, разбежался!
- Да не ори ты, кругом люди ходят… Вспомни лучше, что бабка сказала, когда мы уезжали! Насчет того, что я тебя что-то там попрошу…
Вот тут она задумалась. Очевидно, вспомнила.
- Так она это имела в виду?!!
- Наверное…
- Не, ну вы точно ненормальные! Слушай, скажи честно, что она тебе такое дала? Или это ты меня дурачишь?
М-да, ей явно не до секса… И ведь не объяснишь ей ничего, глупой!
- Я не дурачу! Оно, наверное, потом подействует! Оля! Ну, ради меня!
- Ты ради меня четыреста рублей пожалел, а мне ради тебя что – при всех раком становиться?!! Извращенец!
- Зачем – при всех? Найдем местечко… Я тебе потом все объясню! Оля!!!
- Ладно, если уж тебе так приспичило, - неожиданно капитулировала она, - Вдруг и вправду отвлекусь немного? Только поосторожнее, я сейчас как бомба. Того гляди, взорвусь.
- Оля! У меня нет слов…
- Дурак похотливый!
Мы двинулись в конец платформы. Так, теперь дело за мной. Назвался груздем – полезай в кузов! А мне, если честно, и самому не больно-то хочется… Вот же, блин, положение! Пристраиваюсь чуть сзади и, пожирая глазами фигурку Оли, стараюсь возбудиться. Нет, что-то пока не очень получается… Походка у нее какая-то странная. Чувствуется, что потяжелела на несколько килограммов. Ну же, говорю я себе, вспомни что-нибудь захватывающее дух! Например, как она первый раз делала тебе минет прямо на лекции… или тогда, на практике в Нижнекамске, ох!.. три дня – только в попку! Так, кажется дело пошло… Мимо с грохотом пролетает попутный товарняк, порывы поднятого им ветра задирают юбчонку Оли чуть ли не на спину. Все! При виде мелькающих в свете фонаря голых ягодиц мой дружок окончательно занимает боевую стойку. Кому как, а на меня такие непреднамеренные обнажения действуют стократ сильнее запланированного стриптиза…
Я спустился с платформы и помог сделать то же самое Ольге. Тропка вела к густым зарослям кустарника и невысоких деревьев, отделявших железную дорогу от идущей параллельно метрах в двадцати улицы. Днем бы здесь все прекрасно просматривалось, но сейчас уже сгустились плотные сумерки, так что посторонних глаз можно было особенно не бояться. Я решительно шагнул в заросли.
- Иди сюда, красавица! – поманил я, - Кажется, здесь есть местечко!
Несмотря на промозглую погоду, куртку с Оли пришлось снять, но лишь для того, чтобы постелить ее на землю.
- Мне как – на спину или…
- Или!
Сквозь ветки нас освещает тусклый свет уличных фонарей, так что, пожалуй, кто-то может нас и увидеть. А, к черту! Девушка уже стоит передо мной на четвереньках, и торчащий из ее аппетитной попки серый лоскут приводит меня в состояние, близкому к помешательству.
- Ну, держись!
Член как каменный, засаживаю его во влагалище не глядя, только чуть направляя рукой. Оля громко стонет. Не сладостно, как бывало раньше – от боли… Ее живот дергается в такт моих движений. Я чувствую, что она вся сконцентрирована на происходящем в нем и почти не обращает внимание на то, что делаю с ней я. Эх, зря ты так, девочка! Я ведь стараюсь! Хотя…тебе ведь ничего не хочется, верно? Ты ведь мечтаешь, чтобы тебя оставили в покое? Тогда зачем тянуть? Я представляю себе нечто несусветно-сексуальное и тут же со стоном кончаю. В глазах темнеет, накатывает слабость. Странно, ведь не прошло и минуты…
К моему удивлению, у Оли тоже наблюдаются явные признаки оргазма! Дыхание ее прерывисто, тембр стонов неузнаваемо изменился…
- Ах! – задыхаясь, шепчет она, - Что это было?
- Кажется, ты кончила, - предположил я.
- Нет, что с моим животом?!
Тело девушки напряглось, из заткнутой тряпкой прямой кишки сочится нагретый солидол. Видно было, что удерживать в себе затычку стоит ей невероятных усилий. Я застегнул «молнию» на джинсах и нежно поцеловал Олю в попку.
- Все, детка! Можешь сходить в туалет!
- Издеваешься, да? Лучше помоги трусы надеть, пока из жопы не полилось!
- Ты мне и без трусов нравишься! А без живота – тем более!
Не дав ей опомниться и, на всякий случай зажав нос, я резко потянул за торчащий из ее задницы тряпичный хвостик.
- А-а-ах! – выдохнула она, инстинктивно сжимая ягодицы.
Но было уже поздно. Промасленная затычка пулей выскочила из ее прямой кишки, а следом за ней ударил метровый фонтан… чистейшей воды. Я опешил. Оля – тоже.
- Я обещал тебе все объяснить! – громко сказал я, перекрикивая звуки опорожняющегося кишечника, - Так вот, объясняю. Я тебя трахнул! Теперь ждать полуночи не обязательно!
- Го-о-осподи, хорошо-то как! – в изнеможении закатила глаза Оля, - Что же ты, скотина, сразу не сказал? Я бы тебя еще в такси дала!
- Нельзя было ничего говорить. Ты сама должна была решиться. Исключительно ради любви ко мне.
- Ну что же… Получается, что я тебя все-таки люблю!
- Получается.
Она попыталась немного сдержать бьющий из нее фонтан.
- Слушай, я тебе сейчас всю куртку залью…
- А, плевать!
На радостях я готов был умыться из Олиной попки, как геологи умываются нефтью, но боялся быть неправильно понятым. Тем более, что вдалеке уже засвистела приближающаяся к станции электричка.
- Давай, зайка, заканчивай. Не то куковать нам тут до утра!
Оля решительно поднялась на ноги. Потом, подумав, присела на корточки в тени ближайшего деревца и, надавив себе рукой на живот, выпустила последние пульсирующие струйки. Куртка под ней и впрямь безнадежно промокла, но теперь это было уже неважно. Главное было, что она жива и что ей хорошо.
- Вот и все, кажется, – произнесла она, бодро натягивая трусики, - Посмотри, какая я стала красивая!
Вид был и впрямь – глаз не оторвать. Полное впечатление, что ноги растут от ушей! Но особенно радовало, что живот ее обрел, наконец, естественную плоскую форму. Хотя и в надутом виде он смотрелся ничего себе – если, конечно, не задумываться о том, сколько неудобств он доставлял своей владелице…
- Юбку не забудь застегнуть, красавица. Ты теперь у нас снова худышка!
Одарив стайку распивавших неподалеку пиво старшеклассников своей фирменной, чуть надменной улыбкой, Оля походкой от бедра вышла из кустов на освещенную улицу. Вслед ей немедленно полетели восторженные полупьяные ахи, усиливавшиеся с каждым новым порывом ветра. Я недовольно поморщился. Мы обогнули невысокий заборчик и вскарабкались обратно на платформу. Что удалось узреть прыщавым школярам в процессе этого вскарабкивания, могу только догадываться, но вслед нам неслась уже откровенная нецензурщина. Мне ужасно захотелось набить этим недоноскам морду. Видимо, почувствовав мои настроения, Оля взяла меня за руку.
- Да ну их! – сказала она, - Может быть, мальчики первый раз в жизни женские трусики увидели!
- Или не увидели, - ехидно сострил я.
Оля быстро провела рукой по своей взнузданной стрингами попке.
- Или не увидели! – согласилась она и звонко расхохоталась.
Решительно ничего не могло испортить теперь ее настроения!
Перед нами пискнули автоматические двери подошедшей электрички. Мы вошли в полупустой вагон.
- Знаешь, у меня такое ощущение, что я стала какая-то… другая! - задумчиво произнесла Оля, глядя в темное окно, - Я это чувствую…
- Еще бы! Такое пережить!
- Нет, - мотнула головой она, - Это уже не при чем. Мне порой вообще кажется, что все это было не со мной.
За темным окном сквозь чахлую лесополосу мелькали тусклые огоньки какой-то Богом забытой деревеньки. Унылый вечерний пейзаж…
- А в чем тогда дело?
- Не знаю, как тебе сказать…
Я осторожно положил руку ей на колено.
- Ну, хоть со мной-то у тебя все по-прежнему?
- Конечно! – улыбнулась она и нежно прижалась ко мне – хрупкая, обольстительная и мужественная одновременно, - И даже более того!
И тут она произнесла фразу, от которой у меня по спине почему-то побежали мурашки.
- Знаешь, Тоша, - тихо сказала она, - Мне теперь совсем не страшно будет рожать…
|
|
|
|
